Разноцветное Забайкалье. Из окна вагона

Велика страна Забайкалье. Не путать ее с Сибирью! Сибирь — от Урала до Байкала. За Байкалом — другой мир. Здешние жители на вопрос: «Куда едете?» — отвечают: «На запад, в Сибирь». Многообразие ликов Забайкалья открывается к востоку от Читы.

Слева большая река: Шилка. Справа сопки, поросшие поверху таежной растительностью. Далеко за речной поймой тоже сопки. Ближе к реке — березовые рощицы по склонам холмов и по берегам. На том берегу издали светится церковь, белая, древняя, XVII век. Рядом колокольня. Станция Приисковая. А вон и еще одна церковь, тоже старинная. 6315-й километр. Отсюда близко Нерчинск, старинное место ссылки.

«Шилка и Нерчинск не страшны теперь...»

Ландшафт меняется, господствует степь. Серо-зеленая трава ровно-ровно покрывает холмы и сопки — до горизонта. Даже кустарник исчез и попадается только в ложбинках, где пробегают маленькие ручейки. Холмы сглаживаются, выравниваются. Почти равнина.

«По диким степям Забайкалья..»

За станцией Чернышевск-Забайкальский снова меняется пейзаж. Холмистая степь с редколесьем. Речек не видно, но влаги как будто больше.

Степь богатая, цветущая. Из желтоватой зелени злаков выглядывают фиолетовые шары мордовника; донник машет белыми и желтыми метелками. Полынь, васильки.

Ночь прошла, степи исчезли в дымке вчерашнего дня, и сегодня вокруг — суровые скалистые горы, поросшие редкой и светлой сосново-лиственничной тайгой. Скалы невысокие, каменистые, бурые, обрываются они в ущелье, по дну которого пробегает прозрачнейшая горная река. Вода ее сверкает на солнце, вбегает в холодную тень скал и снова на свет выскакивает. Прозрачна и мелка река так, что сверху, с насыпи, из вагонного окна, каждый камешек виден. Все то, что вокруг, — абсолютное, суровое, красивое безлюдье. Настолько оно чисто и художественно, что кажется то ли картиной великого неведомого забайкальского пейзажиста, то ли декорацией эпического фильма.

Поезд поднимается от Шилки по реке Куэнге и потом долго идет вдоль реки Белый Урюм. Тайга по сопкам лиственничная, чем ниже, тем больше березы. Внизу луга: розовый иван-чай, белая спирея, багровая кровохлебка, лиловатый мышиный горошек, желтенькая пижма, полынь, осот лиловый, завитки кермека. Ромашки, колокольчики, гвоздички, сныть, лучок, астрочки. Вот какое многоцветье!

Снова утро. Солнечно. В открытые окна вагона вливается свежайший запах полей и лугов. Огромная кривая железной дороги перед очередным тоннелем; справа — невысокая лесистая гора, которую мы огибаем, распадок, следующая гора. В нее вбит тоннель. А слева — бесконечная равнина уходит куда-то — наверное, к самому Амуру, он ведь тут недалеко. Равнина вся покрыта цветущим разнотравьем, перемежающимся купами берез и редкими березовыми перелесками. Вот это разнотравье издает райский запах, волнами накатывающий в коридор душного вагона. Цвет всего — золотой, розовый, белый, зеленый. И вдалеке темная каемка — приамурская тайга. На всем этом пространстве нет никого. Ни души. Ни домика. Ни столбика. От одной станции до другой 50-100 километров. Ничего человечьего, кроме железнодорожной нитки, сопутствующих ей опор линии электропередачи да будок обходчиков.