Воспитание ребёнка

Часто ли мы задумываемся над тем, что воспитание невозможно без мужества? А ведь многие беды школьного и семейного воспитания проистекают от трусливой нашей мысли: «Как бы чего не вышло!» Я с удивлением обнаружил, что довольно часто родители не столько любят своих детей, сколько боятся за них, полагая, будто это и есть любовь.

Страх за ребенка не есть любовь к ребенку, подобно тому, как ревность лишь сопутствует любви, но не есть сама любовь. Страх и ревность ограничивают, сдавливают душу, а любовь дает простор и поддержку: лети!

Мне хотелось бы помочь родителям, сохраняя чувство ответственности за детей, избавиться от страхов. Как? Пониманием процесса воспитания. Что понятно — то не так уж и страшно.

Обычно, если у нас не ладится с ребенком, мы спрашиваем, что нам делать, какие принять меры. Нам кажется, будто мы обязаны принимать срочные и активные меры — на то мы и воспитатели!

Между тем понять, что происходит между мной и ребенком, что страшно, а что не страшно,— это и значит сделать все возможное для своих детей. Сдержать свою педагогическую страсть так же важно и так же трудно, как и действовать. В общении правда интонации бывает не менее важна правды слов. Стоит нам понять, что происходит, как сами собой меняются наши интонации, и по-другому мы прикасаемся к ребенку, и другое говорят наши глаза. И дети становятся лучше, не столько от мер, сколько от взглядов на детей в обоих значениях слова «взгляд».

Где нет душевного контакта, там нет и воспитания, и все педагогические разговоры бессмысленны. Общение с ребенком целиком зависит от этических качеств взрослого.

У матери несчастье, вырос сын тунеядцем. Она убивается: «Я виновата, я ни в чем ему не отказывала!» Она покупала ребенку дорогие игрушки и красивую одежду, «все ему давала, что ни попросит». И все жалеют маму, говорят: «Вот верно... Слишком мы на них тратимся! Я свой первый костюм...» и так далее.

Когда мы объясняем дурное поведение выросшего сына тем, что сильно на него тратились, мы отчасти похожи на людей, охотно сознающихся в небольшой вине, чтобы скрыть серьезную. Наша истинная вина перед детьми — в полудуховном. в бездуховном отношении к ним. Конечно, легче признаться в щедрости на вещи, чем 8 духовной скаредности.

Дети — жестокие наши разоблачители! Они беспощадно и неподкупно свидетельствуют миру о том, кто мы с вами есть на самом деле. Потому-то всегда и считалось, что плохой сын — позор для отца и для матери.

Никто этого морального закона, одного из важнейших законов человеческого общества, не отменял, и в нашей Конституции установлена ответственность родителей за воспитание детей.

Но не всем нравится считать, что родители отвечают за воспитание детей, гораздо спокойнее жить с этой удобной тайной природы: «Хорошие родители, но, увы, от чего-то плохие дети». Отчего же плохие? Всеобщее пожимание плечами — природа, знаете ли, то да се и на работе отец занят... недоглядел... Жена сына растила... Я ей говорил...

Высокомерно звучат призывы подняться выше материальных забот, презреть их обходиться только духовными радостями.

Люди всегда будут стремиться жить, по крайней мере, не хуже других, и не всегда зависть ими движет, чаще — достоинство. Не дух вместо благосостояния нужен человеку, но и не благосостояние вместо духа. Только дух и достойные условия жизни, вместе взятые!

В отношении же к детям все зависит от того, что все-таки пересиливает в нашей душе, какие стремления, какие желания: конечные или бесконечные. Чем мы больше заняты? От этого и зависит судьба наших детей...

Вот, к примеру, как бывает, если в семье на первом месте материальный достаток. Пока этот достаток еще в новинку и непрочен, пока родители ведут себя как новоселы, которые вешают гардины и полки, а детям кричат: «Марш во двор, не путайся под ногами!» — то и дети растут, как трава, и малыша, поцарапавшего новое трюмо, накажут примерно. Как трава — значит, родители почти и не влияют на детей, и дух ребенка зависит от каких-то других людей. Ребенок может вырасти и прекрасным и ужасным человеком.

Но идет время, люди обживаются, привыкают к вещам, и постепенно дети «поднимаются» в их сознании до уровня вещей — в чем виден и прогресс! Нужда в хорошем воспитании входит в число первых социальных потребностей, разговоры о детях начинают занимать одно из первых мест в бытовых, домашних разговорах, и к детям относятся с той же ревностью, как и к прочим престижным вещам. Малолетний обидчик, поцарапавший сына, вызывает такую же ярость, как и злоумышленник, повредивший автомобиль. Сын — мое, точно такое же «мое», как сервант, холодильник, люстра и другие вещи. И родители бросаются на защиту сына, скандалят во дворе и кричат на учительницу в школе — не ради него самого, а потому что мое! Не тронь мое! Это довольно опасная стадия развития: и сами родители, люди вполне добропорядочные, иногда не замечают, что дети для них, их успехи и даже их судьба — лишь одно из средств для осуществления материально престижных целей...

Вполне естественно, что ребенок не выдерживает такой нагрузки, он не может быть лишь элементом семейного благополучия, ему неуютно в неживом, вещном ряду, и он это благополучие нарушает, если и не вовсе разрушает. Он сопротивляется — он не вещь, не средство для достижения престижных целей! А так как он испорчен полудуховным воспитанием, то и протест его принимает уродливую форму лени, безделья, презрения к родителям, ко всем взрослым. Это случается не только в семьях, где родителей одолевает страсть к наживе. Это может произойти и в обыкновенной, по средствам живущей семье, если материальные заботы ее так велики, что останавливают духовное развитие, вызывают нелюбовь к людям, зависть, душевный непокой. Одних отравляют свои вещи, других — чужие...

Лишь только мы увидим воспитание как духовный процесс, как нравственный пример родителей — так сразу отпадают многие педагогические недоумения.

Отчего в одной семье балуют ребенка, как могут, и все позволяют, а он вырастает добрым, скромным, застенчиво-милым человеком?

Отчего в другой семье держат ребенка в строгости, только и заботятся, как бы не избаловать, а он вырастает злостным бездельником, и один у него интерес: как бы урвать от родителей побольше?

Ответ, я думаю, понятен.

Чуть не сто лет спорят о воспитании авторитарном и антиавторитарном; о требовательном и пермиссивном (это, когда все разрешают), о строгом и мягком. А социологические исследования показывают, что семейная строгость или вседозволенность сами по себе никоим образом не влияют, например, на успехи ребенка в школе. В одних случаях и так — хорошо и так — хорошо, а в других и так — плохо, а так — еще хуже.

Ответ лежит в другой плоскости! Не «можно — нельзя», «строго — мягко»: другое важно: духовно или бездуховно? Где высокая нравственность, внутренняя культура,— там можно все, и все пойдет на пользу. Где властвуют одни лишь предметные желания, там ребенку все во вред: и конфетка, и ласка, и наказание. Там всякое общение с ребенком опасно для него, и чем больше я им занимаюсь, тем вернее его гублю.

Постоянно можно слышать вопросы, начинающиеся с насмешливого оборота: «Неужели вы и в самом деле думаете, что?..» Например:

— Неужели вы и в самом деле думаете, что воспитание — это все? Ведь есть же гены, есть наследственность, есть биология!

Известный чешский педагог Януш Корчак говорил, что ни один педагог не вырастит из ста детей сто хороших людей. Значит, все от природы?

Но возьмите самого трудного ребенка и поместите его в хороший детский коллектив с талантливым воспитателем во главе — и через несколько дней ребенка будет не узнать. Все от воспитания?

Так оно и есть. Вглядываешься в любого человека и видишь: в нем все природное. И во всем, в каждом движении и взгляде, сказывается воспитание...

Из каждого ребенка не вырастишь гениального математика, певца, художника, поэта или летчика, хотя природа и в этом дает нам широкие просторы. Получают же все ученики В. Ф. Шаталова, известного в Донецке учителя, твердые хорошие отметки по математике, и он вправе говорить, что неспособных в математике нет: рисуют же маслом (и очень интересно!) все дети в селе Прелестном под Донецком, где учит А. И. Шевченко; развивается же чуть ли не абсолютный слух у всех детей учителя М. П. Кравца (однажды он набрал группу учеников, не принятых в музыкальную школу из-за отсутствия слуха, стал с ними заниматься, и через год всех взяли во второй класс!).

Но предположим, что все способности такого рода ограничены. Пока мы учим ребенка математике, прыжкам в воду, музыке, рисованию, химии или боксу, мы должны видеть его природные возможности, чувствовать их предел, иначе мы загубим ребенка, отобьем у него охоту к занятиям, и, может случиться, он даже потеряет вкус к жизни. Но совсем другое дело, когда мы воспитываем. Возможности духовного развития безграничны! Природа отнюдь не мешает нам вырастить в нашем доме гения духа — чудо добра, искренности и стремления к красивому!

...Я знал одну маму, которая сделала объявление о размене квартиры: она разъезжалась со своей 12-летней дочерью. «Я ничего не могу с ней поделать, у нее ужасная наследственность, у нее гены отца»,— говорила женщина.

Все почему-то жалуются на чужие гены; своими генами все довольны.

Девочка, по рассказам мамы, кошмарная:

— Представляете? Я стою с двумя тяжелыми сумками, иду в прачечную, а она хоть бы что! Сидит с книжкой на диване, поджав ноги, и говорит: «Мамочка, можно, я тебе стихи почитаю?»

Развод! Размен! Разъезд!

Что тут можно посоветовать? Если не умеешь вовлечь девочку в домашнюю работу, то уж и ступай потихоньку в прачечную, не устраивай спектаклей! Воспитание не терпит театральности. Покажи девочке, что ты любишь домашний труд,— тогда и она полюбит его: если же тебе ненавистно возиться с бельем, что же ты девочке передашь? Свою ненависть к домашней работе?

Мы встретились через четыре года; женщина сумела восстановить мир и покой в доме. Удивительно не то, что девочка с ее генами оказалась очень хорошей, она такой и была, удивительно, что мама приобрела стиральную машину, и теперь дочь одна стирает на всю семью и свое, и чужое — словно для полного торжества педагогики!

Этот случай ни о чем не говорит; к счастью, мама сумела понять и себя и дочь. Могло быть и по-другому — и все же оставим гены в покое!

Вера в ребенка — вот первое средство воспитания. Когда взрослый потерял ее, когда вздохнул: «Гены!» — он перестал быть воспитателем.